#DUO (СИ) - Страница 32

— Катя, когда вы закончите с папой, скажите мне. Будем обедать, — раздаётся за моей спиной робкий голос Инессы. Готовясь дать ей отпор, поднимаю глаза на отца. И что‑то есть в его взгляде, из‑за чего я сдаюсь:

— Хорошо, тётя Инна, скажу.

Отец с облегчением вздыхает, Инесса радостной бабочкой упархивает в кухню, и до меня немедленно доносится весёлый грохот кастрюль.

— Спасибо, что не стала отказываться от обеда, — с искренней признательностью говорит мне отец.

— Не за что. Обращайся.

Я вообще быстро отыгрываю свои упущенные позиции. Папа стискивает челюсти, но через секунду делает вид, что у нас всё прекрасно.

— Ну, садись и рассказывай. — Он указывает мне на два плетёных стула и круглый стол с салфеткой, вышитой моей мамой. И мне отчего‑то становится приятно, что Инесса оставила и эту салфетку, и мебель, и интерьер дома, который был ещё при моей маме. Но я отгоняю добрые чувства и сажусь за стол.

— Папа, — решительно открываю папку, — посмотри на этот договор. Речь идёт о разделе сервисного центра, которым владеет Димка.

Отец принимает сколотые страницы и тут же отлистывает в конец соглашения. Поднимает на меня вопросительный взгляд:

— Тут сумма сделки не вписана.

Но я молчу. Откровенно говоря, сумма стояла, но это я её удалила, чтобы не подставлять Димку.

— Сумма появится, — выдаю я искусную ложь. — К тому же, она будет номинальной и составит ровно пятьдесят тысяч рублей.

Пятьдесят тысяч рублей — это моя зарплата, поэтому отец спокойно проглатывает моё вранье.

— А зачем Дмитрию понадобилось делить с тобой свой центр?

— А это его подарок на свадьбу, — невинно хлопаю ресницами я.

— Да? Очень интересно… — недоверчиво тянет отец. — А соглашение кто составлял?

Иногда мой папа напоминает бульдога, вцепившегося в собеседника. Но это — излишки его профессии, от которых я, прокурорская дочь, умею отбиваться.

— А договор составлял один мой хороший знакомый, — отвечаю я.

— А у него есть имя? Как его зовут? — Отец уставился на меня. — Ты давно с ним знакома? Я его знаю?

— Папа, — фыркаю я, — скажи, пожалуйста, мне сколько лет?

— Двадцать семь, а что?

— Но не пятнадцать? Так неужели я обязана представлять тебе всех, кого я знаю? Бергера тебе недостаточно?

— Нет, но, — папа досадливо морщится, — но я бы предпочёл знать всех твоих знакомых. И иногда видеть их в этом доме, вместе с тобой.

— Я бы тоже хотела этого, — моментально парирую я. — Но, к твоему сведению, теперь это не только твой дом, но и дом твоей милой Инессы.

— Ты никогда не простишь мне этого брака, да? — Отец откладывает договор на стол. — Катя, столько лет прошло… И потом, разве Инна мало для тебя сделала?

— Много сделала, — немедленно соглашаюсь я. — Квартиру мне свою подарила, а сама переехала к тебе.

— Знаешь, порой ты ведёшь себя, как ребёнок, — отец укоризненно качает головой. — Я ещё мог понять, когда ты в семнадцать лет взяла фамилию мамы. Но сейчас‑то ты за что мне мстишь?

— Напомнить тебе, что Инесса была 'лучшей подругой' мамы? — злюсь я. — Что она вечно тёрлась в нашем доме во время маминой болезни? И что ты женился на этой женщине всего через год, как умерла мама? — Да, это удар под дых, но я ничего не могу поделать с собой.

— Катя, — тяжело вздыхает папа, — в таком случае, позволь и мне кое‑что напомнить тебе: твоя мама хотела, чтобы у тебя была та, кто её заменит.

— А ты и рад стараться, да?

Вскакиваю со стула и отхожу к окну.

'Зря я сюда приехала… Каждый раз одно и то же.'

— Знаешь, папа… — начинаю я, но меня прерывает голос отца.

— Знаешь, Катя, я бы жизнь свою отдал, лишь бы твоя мама жила. Но это — мечта о невозможном… Я никогда тебе не говорил, но… в общем, перед смертью твоя мама взяла с меня слово, что я никогда не приведу в наш дом женщину, которая испортит жизнь тебе и перечеркнёт наше с мамой прошлое. А потом, когда я остался один… а ты была ещё маленькой… и я видел, как Инесса тянется к тебе… и мне казалось, что она, может быть, и не заменит тебе маму, но станет тебе подругой… я думал, это будет правильный выбор… Но ты не приняла Инну. И я попытался это остановить. Но — не смог… Я полюбил, Катя.

— Что? — Оборачиваюсь и вижу откровенные, полные горечи, глаза отца.

— Я полюбил Инну… Полюбил, хотя считал, что после смерти твоей мамы этого никогда не случится, но так распорядилась жизнь. Или — моё сердце. Я знаю, ты всегда считала меня сильным человеком, — отец виновато качает головой, — но даже очень сильный мужчина не всегда может быть до конца сильным. В этом сложно признаться себе… Но ещё сложнее сказать об этом взрослой, независимой дочери… Ты прости меня, — беспомощно заканчивает отец, — но постарайся понять, что никто не может прожить жизнь в одиночестве. Даже ты. И уж тем более я.

Отец опускает голову. И в его позе столько неподдельной тоски и отчаяния, что меня пронзает острая игла жалости.

— Папа, — я делаю шаг к нему, обнимаю его за плечи и крепко прижимаюсь к его широкой спине. — Я… — ищу правильные слова и никак не могу их найти. — Прости, папа. Я не хотела.

— Я знаю, — отец похлопывает меня по руке. — Всё хорошо, детка…

— Ну что, вернёмся к договору? — Сконфуженный моей лаской и своей откровенностью отец водружает очки на нос, а я присаживаюсь рядом. Смотрю, как длинные папины пальцы пролистывают страницы, как он внимательно вчитывается в текст. Иногда его полные губы шевелятся, и я понимаю, что папа повторяет про себя какую‑то формулировку. Временами он возвращается к странице, которую уже видел. Наконец, откладывает листки в сторону и внимательно глядит на меня.