#DUO (СИ) - Страница 5


К оглавлению

5

— Это хорошо, — кивнул Димка. — Но, видишь ли, если твоя книга на портале Дьячкова читателям не понравится, то пробиться на другом самиздатовском сайте будет уже сложнее. Иногда имеет смысл прятать свою фамилию.

К слову, Димка свою фамилию не любил и на визитках фигурировал исключительно как 'Дмитрий Гер — владелец сервисного центра'.

— Как насчет Дуа? — подумав, спросила я.

— На мой взгляд, на обложке это не прозвучит… Катя Дуа. Ду — а, — Димка вывел на моём плече изящную финтифлюшку, которую неожиданно закруглил буквой 'О', чем и подсказал мне идею.

- 'DUO' лучше? — Я вскинула на него глаза.

— А это что означает? — Димка даже руку убрал.

— Ну, роман же о любви? А 'duo' означает дуэт. Или — нас двое. Как ты и я. — Я сама потянулась к своему жениху.

— Отлично, — мурлыкнул Димка. — Ну что, отметим рождение новой литературной звезды?

— О да! — Сделав страстное лицо, я нырнула ему на грудь.

Вот так и появилась на свет автор книг Катя DUO.'

Глава 2. Титульный лист

Титульный лист — одна из первых страниц книги, предваряющая текст произведения. На титульном листе размещаются имя автора, название книги, место издания, и т. п.

— 1 —

17 мая 2016 года, вторник.

'В полседьмого утра обнаруживаю себя на разгромленной кухне Дьячкова. Первым делом открываю холодильник, ищу холодный сок или воду. Моё внимание тут же привлекает непочатая бутылка 'Боржоми', заправленная в белый пластиковый 'карман'. Выхватываю бутылку, сворачиваю пробку, делаю несколько жадных глотков. Оглядываюсь. Квартира Дьячкова сейчас очень похожа на дешёвый почасовой отель, а я — на его постояльца. Ещё бы: я стою у холодильника, а на диване валяются мой пиджак и рубашка, правый носок и потерянный 'зайкой' кружевной розовый лифчик. Картину вчерашней пьянки довершают разбитый бокал и сломанная сигарета, прилипшая вместе с осколками к залитому 'Пепси' полу.

Морщась от отвращения, иду в душ. Выдавливаю на палец островок зубной пасты, тщательно чищу зубы и разглядываю себя в зеркале. Зелёное от бессонницы лицо, карие глаза с треснувшим в уголке сосудом, под глазами — синие круги. На шее засос. Одним словом, на лицо (и на лице) — вся медицинская палитра нездорового загула. Хоть иди на передачу к Малышевой и с трибуны объявляй, что нельзя пить, курить и трахаться. 'Докатился, Соболев?' — моё отражение укоризненно глядит на меня. А я спрашиваю себя, почему я снова встречаю утро среди несвежих вещей, ненужных друзей и унизительных мыслей о том, что моя жизнь понемногу превращается в полное дерьмо? Признаваться в этом мне ужасно сложно, но моя душа, застёгнутая на все пуговицы, уже давно гниет без свежего воздуха. Но у открытого сердца есть один существенный недостаток: в него слишком легко плюнуть.

Набираю воду в ладони, долго полощу рот. На прощание показав зеркалу 'фак', выхожу на кухню. Быстро натягиваю несвежую рубашку (что радости тоже не добавляет), прихватываю сумку, оставленную в прихожей. Проверяю, здесь ли две копии договора и диск с базой данных, которые я вчера успел отобрать у ещё трезвого Дьячкова. Убедившись, что я ничего не забыл, хватаю пиджак, обуваюсь, достаю iPhone и пишу смс: 'Гер, утро! Не забудь, в 16:00 встречаемся у юристов'.

Теперь точно всё. Продвигаюсь к двери.

— Доброе утро, ты уже встал? — слышу позади загадочное.

'Нет, это я оделся, чтобы лечь спать', — так и подмывает сказать в ответ. Оборачиваюсь: подруга моей 'вчерашней', брюнетка Наташа стоит в безразмерной футболке (видимо, выданной ей Германом для девичьих походов в ванную), и, опираясь на косяк двери, ведущей в комнату, внимательно на меня смотрит.

— Ага, доброе. Ты чего поднялась?

'Вернее, какого чёрта?'

— А я пить захотела. — Наташа отлепляется от косяка, выскальзывает из тапочек, и придвигается ко мне ближе. Видимо, 'зайка' ещё не догоняет, что вечер любви закончился, а серое утро развело нас с ней, как мосты в белые ночи в Питере.

— Ты уже уходишь, Артём? А может, мы кофе выпьем? Я хорошо кофе варю. Гораздо лучше, чем в 'Стокманн'.

'Намёк? Предложение переспать? Впрочем, какая разница?..'

— Правда? Жаль, но не получится, 'зайка'. — Я отпираю дверной замок. — Видишь ли, у меня сегодня мать с дачи возвращается. А у неё ключей от квартиры нет, и я должен её встретить.

Но я вру: 'приезд' моей мамы — это мой железобетонный способ быстро сваливать по утрам. Самый надёжный вариант, чтобы не звать к себе 'заек', не провожать их домой и не делить на двоих одно такси. Чтобы обрывать все связи вот так, быстро и мимоходом.

— Мы ещё увидимся? — Наташа трогательно складывает губки бантиком. — Ты позвонишь Оле?

— Безусловно, — снова вру я.

Наташа что‑то ищет в моих глазах. И, очевидно, находит ответ, потому что отводит свой взгляд в сторону и говорит:

— Ладно, Артём. Я всё поняла… Я ничего не скажу Ольке… Смешно, но нам обеим всегда нравились такие, как ты. Только я уже 'тёртая', а Олька каждый раз надеется на продолжение. А продолжения никогда не бывает… Не будет его и в этот раз. Ну что, я угадала?

Наташа грустно смеётся. А я в эту секунду думаю, что вчера я был трижды прав, когда хотел её для себя. Красива, умна, ненавязчива — такая могла бы меня понять, не строя особых иллюзий и точно зная, когда наступит конец отношениям без обязательств. Но сейчас даже это невозможно. И мне остаётся только кивнуть Наташе:

— Ты всё правильно поняла, 'зайка'. Не обижайся. И, пожалуйста, закрой за мной двери.

Не дожидаясь лифта, сбегаю по лестнице вниз. Распахиваю дверь подъезда и оказываюсь на улице. Глотнув чистый воздух, ещё не загаженный выхлопами машин, выдёргиваю из кармана мобильный, ищу в 'иконках' 'Яндекс. Такси'. Вызываю машину. Диспетчер сообщает, что жёлтый 'форд' подъедет через десять минут. В ожидании такси присаживаюсь на низкий зелёный заборчик, окружающий периметр сине — белой пятнадцатиэтажки. Тупо рассматриваю заброшенную детскую площадку, шоколадного питбуля, с остервенением роющегося в красно — жёлтой песочнице, и хозяина пса — пузатого чувака с поводком на шее. Мужик равнодушно следит за собакой, отхлёбывает из банки пиво, смачно затягивается беломориной и периодически сплёвывает сквозь зубы, целясь в бордюр песочницы. Сделать бы ему замечание или просто закатать между глаз за такое свинство, но вместо этого вытаскиваю из кармана 'Ротманс' и закуриваю сам. Закашлявшись, давлю в горле противный никотиновый ком, и спрашиваю себя, когда я так изменился? И отчего теперь всеми моими действиями руководят только деньги, похоть, трезвый расчёт и чувство самосохранения? Неужели я стал другим в тот день, когда выбрал себе не ту женщину?

5