'Ловите, Катя, — пишу я. — С Вас — продолжение. Две тысячи знаков и полтора часа времени'.'
— 2—
21 мая 2016 года, суббота.
'Да кто он такой, этот Герман Дьячков? Нет, он, конечно, не мастер любовного жанра, но то, что прочитала я, меня несомненно тронуло. И если откинуть романтику, чувственность и включить рассудок, то разум подсказывает мне: Дьячков знает, как управляться с женщинами. А ещё — он провокатор. Приняв пари, он всё‑таки меня обставил, навязал свои правила игры и быстро поднял ставки. И если б я хорошо разбиралась в картах, то я бы сказала, что Герман Дьячков затеял дьявольский покер. Откуда я знаю об этой игре? Ну, Димка как‑то рассказывал, что это — единственная игра, в которой не лгут, но всё — блеф и притворство. Именно поэтому 'акула' (так в покере называют настоящего мастера) никогда не делает 'бет' (ставку), если перспективы победить противника нет. Но все хорошие игроки умеют терпеливо ждать и всегда планируют свои действия. И когда видят возможность выиграть, то ставят на кон сразу всё…
Димка любил играть в покер. 'Скажи, влюблять в себя — это тоже игра?', — спросила я тогда у него. Бергер промолчал, отвёл в сторону глаза и перевёл разговор на другую тему.
И тут в мою голову приходит мысль. Я пишу Герману: 'Признаю, что этот этюд выиграли Вы. Но раз Вы подняли ставки, то мне нужна фора'.
Ответ приходит через пять минут: 'Спасибо, что не солгали. В какой форе Вы нуждаетесь, Катя? Хотите больше времени на написание этюда или мне уменьшить количество знаков?'.
'Нет, я хотела бы, чтобы Вы мне кое‑что рассказали'.
'И что Вас интересует?', — забавляется он.
'Чтобы написать о Вас, мне нужно Вас представлять. Расскажите мне о себе, какой Вы?'.
В этот раз ответ приходится ждать четверть часа. Я нервничаю, потому что время, отпущенное мне на написание этюда, безвозвратно уходит. Когда я начинаю грызть внутреннюю сторону щеки, что случается со мной только в минуты растерянности, приходит ответ: 'Я живу один. Хотите в гости? Увидите всё своими глазами'. Причём, в конце письма Герман в первый раз ставит 'смайлик'. Он что, ещё и заигрывает со мной? И, хотя предложение Германа после этюда о поцелуях может раздразнить 'зайку', у меня пока ещё есть жених и голова на плечах.
'Не в этот раз, — пишу я Дьячкову, стараясь оставаться вежливой. — Так Вы ответите мне на вопрос?'.
'Хорошо, я попробую. Начнём с того, что я не люблю агрессивных женщин и сам никогда не добивался уважения силой, потому что быть мужчиной, на мой взгляд, это отвечать за свои слова и поступки. Я вспыльчивый и экспрессивный, но я умею ждать, и никогда, ни к чему не принуждал женщину. Но я и приверженец той мысли, что моя женщина никогда не одёрнет меня при посторонних, потому что в любых отношениях веду я. А я выбираю женщин толковых и разумных, со своей позицией. Ещё есть вопросы?'.
И тут на меня снисходит озарение. Да ведь этот человек одинок! Одинок по — настоящему, потому что с такой позицией не смирится ни одна уважающая себя женщина.
'Вы знаете, что у меня есть жених?', — уже в открытую пишу я.
'Догадываюсь. А Вы, задав этот вопрос, хотите сказать, что Вы от нашего спора отказываетесь? Тогда я выиграл, а Вы проиграли. А значит, по условиям пари Вы теряете возможность разместить свою книгу на моём портале'.
'А если я выложу её на другом самиздатовском сайте?', — начинаю злиться я.
'Тогда я выставлю в Интернет всю нашу переписку'.
От этого ответа я вздрагиваю. Впрочем, на что я надеялась, когда решила первой его шантажировать?
'Так что Вы надумали?' — между тем любезно осведомляется Дьячков.
'Я поднимаю ставки, — прикусив губу, отчаянно печатаю я. — И я пришлю Вам свой этюд в две тысячи знаков уже через полчаса'.
Увы, то, что задумала я, грешно и небезопасно. Но это покажет Дьячкову, как я могу провоцировать мужчин и что я его раскусила. Мысленно попросив прощение у Димки за то, что я собираюсь сделать, пишу Герману то, что не решилась бы написать никому другому.
'После нашего свидания ты в одиночестве возвращаешься домой. Да, я тебе отказала, и ты так и не поднялся в мою квартиру, на что очень рассчитывал. Желание всё ещё мучает тебя, но ты садишься в машину и едешь в свой дом, пустой, неуютный, холодный. Скажи, в этом доме хоть раз была та, кого ты любил по — настоящему? Как звали эту женщину? Кем она была для тебя? Скажи, мы с ней очень похожи? И чьё лицо сейчас стоит перед твоими глазами? Моё — или той женщины?
Ты отпираешь дверь и медленно входишь в прихожую. Включаешь в ванной комнате свет. Скидываешь одежду и встаешь под душ. Опираешься руками о гладкую стену и подставляешь лицо льющимся сверху струям. Ты мучаешься невозможным: ты хочешь хоть на минуту вернуть меня, чтобы забыть ту, другую. Но та женщина — совсем не я. И водяные струи, которые сейчас стекают вниз, по твоему лицу и телу, кажутся тебе уже не её, а моими руками. Они так нежно кружат по тебе, но в самый последний миг отступают.
Пытаясь справиться с возбуждением, ты закрываешь глаза. Чьё лицо стоит сейчас перед твоим мысленным взглядом? Чьи руки ты помнишь — чьи пальцы, которые осторожно трогали тебя, дразнили — и исчезали?
Твоя левая рука по — прежнему опирается о стену ванной. Другая невольно опускается вниз, вдоль по твоей талии. Ты на секунду замираешь, ещё не решаясь сделать то, что ты так часто делал, когда думал о той женщине. Но та, что предала тебя, уже ушла, а мой запах ещё рядом. И ты, не в силах бороться с искушением, опускаешь руку ниже. Ты крепко сжимаешь себя. Возбуждению противостоять невозможно, потому что желание обладать сейчас сравнимо только с болью. И ты, в душе ненавидя меня и ту игру, которую мы затеяли, начинаешь понемногу ускорять темп и втягиваешь воздух в лёгкие. Холодная вода и жар внутри тебя затягивают тебя в центрифугу, где удовольствие и ненависть сплетаются в тугой клубок. Злость обостряет чувства, не так ли? Твоя рука не останавливается. Ещё и ещё раз, быстрей и медленней. Последний такт приносит дрожь и стон опустошения.